Своевременно ли подумать рабочему об искусстве одеваться

На XV Съезде предполагалось принять резолюцию, которая звучала приблизительно так: "подвергать всяким бичеваниям и скорпионам таких приказчиков магазинов, чиновников различных учреждений и т. д., которые небрежно относятся к посетителям, в особенности к дурно одетым". В комиссии эта часть резолюции прошла полностью, но на Съезде против нее выступил один из самых коренных и типичных рабочих - членов нашей партии, всеми нами глубоко уважаемый тов. Угаров. Он заявил, что указанное выше место в резолюции в такой форме не годится. Он сказал: "Разве Съезду не известно, что рабочие одеваются в настоящее время часто очень прилично, так же как их жены и их дети? Мы уже переросли то время, когда оборванная одежда служила своего рода мундиром для пролетария. С другой стороны, нельзя же давать привилегию за плохую одежду. Тогда многие нэпманы скоро станут ходить в рваных картузах и дырявых штанах специально для того, чтобы наши приказчики и чиновники перед нами козыряли". И, несмотря на то, что представители комиссии напоминали о принятии этого положения большинством голосов, Съезд, при общем добродушном смехе, отверг рваное платье, как признак принадлежности к классу-диктатору.

Этот маленький эпизод имеет свою поучительную сторону.

Конечно, большая беда, что мы не всех еще можем прилично одеть, и, разумеется, очень часто рядом с пропойцей и шантрапой, рядом с диковинным типом нэпмана в рваном картузе, среди очень и очень бедно одетых людей попадаются самые уважаемые граждане нашего городского и деревенского населения. Бедная одежда ни на одну секунду не может в нашей социалистической республике служить поводом к высокомерным взорам и непочтительному обращению. И хотя Съезд вычеркнул положение об особом уважении к бедной одежде, тем не менее я уверен, что приказчикам и чиновникам, которые позволяют себе какую-нибудь выходку или невнимание по отношению к таким гражданам, несмотря на оговорку тов. Угарова, очень сильно нагорит.

Однако все же цель наша - поднимать культурный уровень пролетариата и крестьянства; а в эту культуру входит, конечно, чистая, опрятная и приличная одежда. Если пролетарий или пролетарка, комсомолец или комсомолка, вместо того, чтобы пропить деньги в пивной или проиграть их в карты, покупают приличную одежду, то это, конечно, положительный факт. У нас иногда боятся, что эта одежда может приобрести нарядный или кокетливый вид и считают это большим преступлением. Это, говорят, дело мещанское или, еще того хуже, буржуазное (так говорят, когда дело доходит до особенно фантастических одеяний). Однако на самом деле в известной нарядности и кокетливости тоже нет ничего неподходящего для пролетариата. Разные бывают люди и разные бывают у них вкусы. Например, на мой взгляд, курение - величайшая гадость, но из этого не следует, чтобы я запрещал курить или презирал курящих.

Иметь привлекательную наружность - дело хорошее, разумеется. Скверно, если за привлекательной наружностью скрывается пустота или даже какая-нибудь поганенькая сущность, но все же приятная наружность поэтому и называется приятной, что на нее приятно смотреть. Хорошо видеть молодость, красоту. Предположите, в самом деле, что вся наша пролетарская молодежь была бы курносая или безносая, подслеповатая, горбатая, хромая, мешковатая, хилая, бледная и т. д., да еще к тому же и одевалась бы в сплошное рубище или, по крайней мере, в такое платье, в котором бы не было ни малейшей радости, ни малейшей элегантности, а так, просто взятое из магазина готового платья - средние штаны, юбки, башмаки и т. д. Что же тут было бы хорошего? С этим можно было бы, в крайнем случае, примириться как с преходящим злом, сказать, что мы теперь работаем, учимся, нам некогда теперь подумать о том, чтобы не было под ногтями грязи, чтобы мы причесали свою взлохмаченную головушку и подумали о том, что нам больше к лицу.

Конечно, с каждым днем нашего хозяйственного процветания будут улучшаться квартиры рабочего, пища его, его времяпрепровождение, разумеется, и одежда. Люди пожилые и старые будут одеваться скромно, но удобно и чисто, а людям молодым сама природа их велит немножко играть с костюмами, стараться подчеркнуть свою миловидность, силу, грацию.

На это иные говорят: "Но позвольте, одежда имеет прямое отношение к полу и приводит к развращению нравов", и т. д.

Ах, милые товарищи пуритане, предоставьте эти слова тем, из уст кого они впервые изошли, т. е. попам. Вот что скверно и омерзительно - это когда грязный парень направо и налево отправляет свои "научнофизиологические потребности" с грязными девушками, которых он нисколько не любит, нисколько не уважает и о подробностях романа с которыми он рассказывает хихикающие анекдоты таким же, как он, нечистоплотным нигилистам. Дело не в том, чтобы сумрачно насупив чело, осуждать всяческие радости жизни и в их числе одну из самых больших, по признанию Энгельса и Ленина, именно - радость любви к существу другого пола. Дело, пожалуй, в том теперь, чтобы поднять эти чувства, как можно скорей, на высоту небывалого изящества и утонченности. Об этом тоже писал не кто иной, как чистейший в мире человек - Ленин. С любовью повторял он слова Энгельса, что утонченная любовь, т. е. такая, которая сопровождается целой музыкой чувств, нежности, любви, доверия, радости, является великим завоеванием культуры. И представьте себе - какой-нибудь живописный локон или ладная обувь у девушки, какой-нибудь красивый галстук у парня могут дать свою ноту радости изящества в молодом романе, который должен наконец выбить из нашего быта скверную, животную похотливость и неразборчивость.

Пожалуйста, посмейтесь над пустой девушкой, которая пудрится и красит губы, которая всю свою гордость положила на фальсификацию своей, иной раз даже не миловидной, физиономии, пожалуйста, подтрунивайте над парнем, который полтора часа выбирает себе подтяжки в магазине,- голубые ли ему носить или розовые. Но те из пролетариев или вообще наших граждан, которым общий уклад нашей жизни уже дал достаточный заработок, которые уже могут поднимать внешнюю культуру своего быта, пускай они невозбранно одеваются хорошо, так хорошо, как подсказывает им их эстетическое чувство и как допустимо по их общему бюджету. Конечно, искусство одеваться не может занять особо большого места ни абсолютно, ни относительно; но оно все-таки должно представить собою довольно заметную графу.

Как видите, А. В. Луначарский не преувеличивал и не преуменьшал роли костюма в жизни советского человека, отдавал ему должное, призывал учиться культуре вообще и культуре одежды, в частности.

Широкие и открытые дискуссии о моде способствовали выработке правильного направления. А тот факт, что в них принимали участие не только профессионалы, но и трудящиеся различных специальностей, свидетельствовал об их глубокой заинтересованности, о возросшем духовном потенциале народа. Небезынтересно суждение работницы Первой государственной табачной фабрики имени Урицкого в Ленинграде В. Михайловой, высказанное в 1928 году: "Я считаю, что одеваться по моде нужно, но чтобы эта мода была и дешева, и проста, и в то же время изящна. Взять хотя бы короткие юбки. Если женщина имеет красивые ноги, так зачем же их закрывать длинной юбкой. Если красивые волосы, то не следует ради моды их отрезать".

Как будто сказано сегодня. Как эти слова и ныне бьют по тем, кто ханжески отрицает короткие платья, и по тем, кто в погоне за модой не только утрирует ее, но и слепым следованием ей уродует себя...

Идут годы, мода, выражая эстетические интересы широких слоев населения, становится государственным делом. В 1934 году создается Московский дом моделей, впоследствии преобразованный в общесоюзный и ставший признанным законодателем советской моды. Несколько позже появляются дома моделей в столицах союзных республик. В 1939 году в Ленинграде состоялся Всесоюзный смотр одежды. В начале сороковых годов устраивается первый конкурс проектов современной советской одежды. Все это, а также другие меры, в том числе и по подготовке квалифицированных специалистов, привело к созданию советской школы моделирования и конструирования одежды, новой культуры одежды.

В суровые годы Великой Отечественной войны дальнейшая разработка направления советской моды, по вполне понятным причинам, затормозилась. Но только на время, потому что уже с ноября 1944 года, несмотря на большое напряжение завершающего этапа войны, Советское правительство сочло возможным обязать Наркомлегпром СССР издавать общесоюзный журнал мод. Вот уже более сорока лет пропагандирует он на своих страницах новые моды, эстетику и культуру одежды.

В январе 1949 года был создан Совет Экономической Взаимопомощи. В него вошли Советский Союз, Болгария, Венгрия, Польша, Румыния, Чехословакия и ГДР. В числе прочих мероприятий ежегодно стали проводиться заседания Постоянной рабочей комиссии по культуре одежды стран - участниц СЭВ. На них рассматриваются эстетические принципы одежды нового направления, проблемы развития моды и т. д. В результате широкого товарищеского обмена опытом, творческого содружества модельеров и закройщиков удалось выработать общий стиль моделирования. Единство замысла, стремление удовлетворить возросшие эстетические потребности трудящихся - вот что объединяет специалистов социалистических стран и приносит благотворные плоды.

Советские коллекции одежды различного назначения неоднократно демонстрировались на международных конгрессах мод социалистических стран в Берлине, Варшаве, Будапеште, Софии, Праге. Об огромных успехах в развитии нашего моделирования говорят следующие факты. На международных конкурсах одежды социалистических стран в Праге (1953) и Будапеште (1954) Советский Союз завоевал первые места и был удостоен почетных кубков. На конкурсе в Польше (1956) многим нашим моделям были присуждены золотые и серебряные медали.

Современное социалистическое направление моды ориентируется не на одиночек, а на широкие массы трудящихся, на представителей всех возрастных групп, профессий, слоев населения. Важнейшая наша забота - создание одежды разнообразных фасонов и силуэтных форм, разработка широкодоступных, простых, лаконичных и вместе с тем радостных, жизнеутверждающих моделей.

Стремительный темп развития текстильной промышленности на базе новой химии создает широкую перспективу для творчества советских модельеров. Рождение новых тканей открывает неограниченные возможности в исследовании и развитии эстетики одежды, в нахождении своеобразных художественных решений, создании наиболее удобных и практичных образцов, лучше всего приспособленных к конкретным условиям труда и отдыха советских людей.

Действительно ли вкус настолько индивидуален, что совершенно невозможно выявить какую-то общую тенденцию? Как показал детальный анализ отзывов и предложений, поступивших во время различных выставок и демонстраций, уклад нашей жизни, общественная среда, в которой мы вращаемся, воспитание, которое получаем, способствуют выработке хорошего, здорового, поистине безошибочного вкуса и взгляда на вещи. Здесь сказывается общность идеологии, единство целей, нашедших отражение в основных требованиях к стилю и культуре одежды. К стилю, а не к тому, что и кто должен носить. Каждый волен в своем выборе.

Конечно, мода изменчива. Но в основе ее - развитый вкус, глубокий и постоянный контакт с современностью, уважение к общественному мнению. В ней вместе с изменениями формы и цвета, линии, силуэта одежды находят отражение экономические преобразования в стране, появление новых тканей, новых возможностей. Процесс как бы двуединый: мода порождает новые вкусы, и моду порождают новые вкусы и новые производственные возможности. Так возникает художественный стиль.

Бесспорно, мода - составная часть общей материальной культуры нашего общества, отражение и проявление авторитетного для данной эпохи эстетического вкуса в области одежды. Смена моды - не прихоть или каприз модельеров, а потребность людей в обновлении вещей в соответствии с изменяющимися бытовыми и эстетическими запросами. Выражая общий характер вещей, мода, однако, как мы уже отмечали, не связывает и не устраняет личного вкуса.

Конечно, имеются люди, равнодушные или безразличные к моде, пренебрегающие ее достоинствами. А некоторые, наоборот, считают, что одежда не только украшает людей, но и говорит об их характере, культуре, наклонностях. Это, конечно, преувеличение. Так, доктор философских наук В. И. Толстых в своей статье "Человек и мода" пишет: "Если верно, что "по одежке встречают, по уму провожают", то вряд ли можно признать верхом мудрости попытки вывести нравственность юноши или девушки из ширины брюк или длины юбки. "Как обманчива внешность" - вынуждены, увы, нередко с сожалением или досадой констатировать мы свое разочарование в человеке, еще недавно пленившем нас наружной привлекательностью, внешним обликом. Это несовпадение внешнего и внутреннего в индивиде встречается достаточно часто, чтобы им можно было пренебречь".

Таким образом, умение одеваться свидетельствует лишь о художественном вкусе человека (оговоримся, только в одежде). Что же касается его душевных и интеллектуальных качеств, его тяготений к тому или иному виду профессиональной деятельности, научных интересов, то вряд ли нужно долго доказывать, что о них судить по костюму, шляпе, галстуку и ботинкам, которые носит этот человек,- дело совершенно бесплодное и смешное.

История знает бесчисленное множество примеров того, как в одной и той же личности изысканнейший вкус, проявляющийся в быту, уживался с грубой аморальностью и умственной ограниченностью, и, наоборот, когда в одном и том же человеке полнейшее безразличие к своему внешнему виду сочеталось с высоким умственным развитием, необыкновенной творческой одаренностью и безукоризненной нравственностью.

По этому вопросу интересную мысль высказал доктор философских наук профессор Б. Д. Парыгин в интервью "Литературной газете": "По-настоящему талантливые люди были всегда равнодушны к причудам моды. Их потребности в обновлении, в самовыражении, в общественном престиже удовлетворялись по самому большому счету - в творчестве. Вот почему не расставался Хемингуэй со своим простым грубоватым свитером. Вот почему почти на всех оставшихся фотографиях мы видим Эйнштейна в скромной "домашней" шерстяной кофте".

Часто говорят: "На вкус и цвет товарища нет", имея в виду, что разные люди в зависимости от их вкусов по-разному понимают, что красиво и что некрасиво, поэтому, дескать, нет и не может быть единого мерила, позволяющего объективно установить, что хорошо в искусстве и что плохо. На мой взгляд, положение это в корне неверно.

Прекрасное разнообразно. Основные же законы и нормы красоты, нерушимые, сложившиеся в процессе многовековой художественной практики человечества, существуют независимо от индивидуальных пристрастий. С древних времен обязательными категориями красоты считались: симметричность, изящество, пропорциональность, стройность, равновесие, гармония, ритмичность, благозвучие (в музыке), чистота, опрятность, соразмерность. Наличие строгих линий, чистых пропорций, правильных фигур - это та форма предметов, которая сама по себе доставляет эстетическое удовольствие и позволяет людям с разными вкусами одинаково верно отличить красивое от безобразного, изящное от уродливого, утонченное от грубого, возвышенное от низменного, кривое от стройного. За всем этим стоит природная сущность прекрасного и та естественная реакция, которая вызывается в наших органах чувств (зрительных, слуховых) и через них в нашей эмоциональной сфере вообще.

Несмотря на многообразие субъективных мнений и художественных склонностей, они могут быть приведены к единому общему началу, следовательно, поддаются научному исследованию и верной эстетической оценке.

Все здесь сказанное в полной мере относится и к одежде, и ко всем видам художественного моделирования.